Радуга в самом деле обозначилась ярким полукругом. Тесса поняла, что не заметила, как наступил рассвет. Утро было влажным и чуть туманным, что редко случалось под этими бирюзовейшими небесами, во всяком случае, во время её нахождения здесь. Внутренний восторг стал мягче, но не рассеялся. Тесса уже знала, что если новое откровение вызывает фонтанирующий экстаз, скорее всего, озарение получено «ненастоящее». Оно как конструкция ума, в котором просто сошлись то ли болты, то ли детали вроде бы подобрались правильно. Но не факт, что это дитя внутреннего открытия жизнеспособно. Настоящее озарение тихое. Просто есть. Но радуга — сама по себе — семицветная арка как врата в небо вызывала ощущение душевного подъёма. В общем, врата радужные открылись и внутри, и снаружи.
И вот едва ли не в первый раз на своей памяти, Тесса не стала задаваться вопросом «а чтобы это значило?», а просто отдалась красоте мгновения. Просто проживала его, впитывала, дышала морским простором и нежностью рассветных мгновений. Да, именно нежностью. И странным образом это сочетание утренней свежести и ощущение — которое не отпускало его — наполненности Андрея карельскими тайнами вызывало из глубин памяти такие воспоминания, которые по яркости ощущений были подобны яви, а по силе впечатлений явно превосходили. Мир раздваивался, и в нём начинали всплывать яркие сцены.
Тесса в явном мире стояла, облокотившись о какую-то балюстраду на набережной. И в расширившейся реальности она видела себя же — в пурпурном длинном платье, с длинным кудрявыми пламенеющими при свете подсвечника волосами. Рядом стоял Андрей, она знала, что это Андрей, и это было какое-то внутреннее глубочайшее изумление. Он стоял полуобернувшись, но она ясно знала, что это он, хотя и не помнила его имя в том воплощении. Он был в одежде, похожей на одеяние жреца, и находились они в полукруглом храме, освещённом светом факелов и нескольких медных подсвечников, похожих на «стоячие люстры», такое забавное сравнение почему-то пришло пришло ей в голову.
Самым острым было именно чувство узнавания — себя, Андрея, этого полукруглого святилища в каком-то храме и нахлынувшее чувство удивления, что они встречались и в прошлых жизнях. И ещё из каких-то глубин всплыло её прежнее имя — Живена, Жива, та, что несёт жизнь. Это всё, что ей удалось увидеть, картинка дальше не двигалась, но чувство узнавания и потрясения оставалось пронизывающим и острым.
Видение постепенно отступало, странный холодок мягким вихрем пробежался по позвоночнику. Тесса знала, что сейчас ей, возможно, надо посидеть, выпить кофе — лобби-бар в отеле был открыт круглосуточно. Просто посидеть и записать всё, что произошло только что и — возможно — какие-то моменты озарения, если таковые возникнут. Не было удивления, было изумление проникновенной явностью увиденного, которое — на поверку — могло быть по ощущениям ярче, глубже и пронзительнее того, что привыкли мы видеть и чувствовать обыденным зрением и восприятием.
Расположившись на террасе, Тесса увидела радугу прямо над собой. Ей тут же принесли любимый напиток, вежливо осведомившись — с молоком сеньорита желает кофе или без оного. Выбрав «без оного», Тесса достала блокнот, небольшой планшет, который всякий «на всякий случай» брала с собой,, но продолжала сидеть, просто пропуская происходящее через себя и ощущая только, какие глубинные пласты памяти были открыты только что. Кстати, в этом внутреннем видении, — она ощущала это, она была не менее яркой и напористой, чем Николь. Просто проявлялось это по-другому и в других обстоятельствах. Странное чувство к знакомой внутренней незнакомке — вот что было каким-то ощущением, похожим, примерно но то воспоминание-сомнение — выключен ли, например, утюг или плита после того, как ключ уже поворачивается в замке. Но если ключ можно было повернуть обратно и проверить этот самый утюг, то как поворачивать обратно «внутренний ключ» Тессе ещё не было ясно, и оставалось довериться моменту, течению жизни и внутреннему зову или вдохновению.
На Севере такие моменты пронзительной ментальной ясности в местах силы происходили как бы «сами по себе». На Юге тоже были свои моменты озарений, просто происходило это по-другому. Похоже, на то, как играют на солнце брызги воды в фонтане, как скользят рассветные лучи по светлеющей глади моря, как царила надо всем пространством сейчас раскинувшаяся во всю небесную ширь радуга. Всё было более текуче и, возможно, более мягко — для Тессы. Разных мистических историй про разные исторические достопримечательности, например, Неаполя, она уже наслушалась и начиталась даже в путеводителях и рекламных картинках предостаточно. Глубже «копать» не хотелось совсем. Это какой-то «новостной» лентой пробежало в сознании, и она опять просто принялась созерцать окружающий мир, улыбаясь рассветному солнцу.
Она ощущала, что тело уже сопротивляется процессам вдохновения, и звало отдать дань Морфею, хотя усталости физической не было, отдых требовался уму. Она понимала, что надо зафиксировать основные моменты происходящего для восстановления состояния, что надо зафиксировать основные моменты происходящего для восстановления состояния, когда она вновь захочет этим заняться. Но для этого надо было писать, что называется «от руки», только рукописный текст обладал такой магической формулой. Можно было ещё пол часика понежиться, допивая кофе, быстро записать то, что само просилось на бумагу и отправиться спать. Выспаться надо было по-настоящему. Это она чувствовала — сейчас самое важное.