Они сидели на веранде маленького отеля, где остановились по наитию и задержались по взаимному безмолвному согласию. Тесса тянула через трубочку холодный ананасовый сок, Андрей, видимо, медитировал, удобно устроившись в мягком кресле. Во всяком случае, поза его была абсолютно расслабленной, глаза полузакрыты. Тесса же просто ощущала полноту бытия, чувствуя то состояние, которое называется — МНЕ ХОРОШО. Томительная мелодия и мягкий голос неизвестной певицы откликались внутри чем-то щемящим. Как будто открывались неизведанные ею самой глубины, и Тесса знакомилась с ними, испытывая при этом странную внутреннюю неловкость. Как будто эта рождающаяся внутри сила и новая Тесса была ещё не вполне она. Во всяком случае, она ощущала странную, не свойственную ей робость, просто наедине с собой. Как ни странно, воспоминания о Карелии только усиливали это состояние. Как будто тогда она лишь прикоснулась к чему-то необычайно мощному, что начало раскрываться только сейчас. Тесса и узнавала эту силу, и в то же время иногда казалась себе не вполне собой.
Это были минуты, когда внутренний наблюдатель фиксировал, что она свободно совершает действия, которые до этого давались только в состоянии необходимости и сопровождались определённым напряжением. Сейчас же она отмечала некое внутреннее удивление уже после самого действия. Как? Это случилось?! Ну да, случилось и ничего при этом не случилось. То есть ничего особенного. Хотя, возможно, сейчас всё было особенным. При наличии особого состояния и особой атмосферы.
Ощущая тем не менее это как новый внутренний прорыв, Тесса попробовала углубиться дальше в Карельские дали. Однако, только собравшись «нырнуть» глубже, Тесса вздрогнула: раздавшийся телефонный звонок мгновенно «выкинул» её в реальность. Светило солнце, в его лучах и золотистом сиянии всё казалось потрясающе жизнерадостным, уютным, мирным. И обратно не очень хотелось. во всяком случае, сейчас. Сладко потянувшись, Тесса прислушалась к разговору. Звонила Франческа по поручению графа: все интересовались, куда они запропастились. Слушая бодро-вежливые ответы Андрея, Тесса рассеянным взглядом скользила вокруг. Всё жило своей жизнью: море плескалось и сияло, отдыхающие плавились в него окружающих красот, официант непринуждённо болтал с двумя симпатичными девушками за соседним столиком. Разговор происходил на удивительной смеси англо-итальяно-славянского наречия. Самое удивительное, что, дополняя высказывания жестами, смехом, покачиванием голов и взрывами хохота, все отлично понимали друг друга.
– Как-дела-спасибо-хорошо! – то и дело к месту и не к месту вставлял он хорошо отрепетированную фразу. Не понятно было, насколько он догадывался о её значении, но взрывы смеха в ответ были, видимо, той реакцией, которая ему очень нравилась. Взаимопонимание проявлялось мгновенно.
Андрей между тем закончил разговор и молча смотрел на Тессу, ожидая, когда её внимание переключится на него. Он любил так наблюдать за людьми, не только за ней, когда они того не замечали. Тесса это просто принимала и не особенно задумывалась — нравится ей это или нет. Наконец, заметив его пристальный взгляд и моментально оценив, что в нём таится нечто большее, чем любопытство наблюдателя, она спросила прямо «в лоб»:
— Что-то случилось?
Окружающая безмятежность не располагала к тому, чтобы «что-то случилось».
– Ничего особенного. Наш граф вспомнил про нас и прислал в наше распоряжение яхту. Мы можем на ней попутешествовать или же помахать команде, желая ей дальнейшего счастливого пути и семь футов под килем. А можем вернуться в замок Амальфи.
Откровенно говоря, она забыла про Амальфи, про графа и про все недавние приключения. Откровения этих двух дней настолько отодвинули в прошлое прочие переживания, что она слушала Андрея без малейшего внутреннего отклика. Не то, чтобы обаятельный граф и его великолепная вилла потускнели в её воспоминаниях, просто события дней и часов, проведённых с Андреем, силой своих впечатлений и ощущений наполненности превосходили все бывшие доселе. Иногда чувства были настолько обжигающими, что она начинала смотреть на волну. Волна, надо сказать, на какое-то время и впрямь утихомиривалась. Но мир оставался обострённо новым, ощущения от него были яркими и сильными. В этом не было нежности, но была сила и, пожалуй, страсть — так сказать не в «буйном», а в эстетизированном её облике, если так можно выразиться об этой Неукротимой Даме. Она могла сквозить в сверкании глаз, в живости речи, в повороте головы, в ярком жесте. Но и только. Внешне, разумеется. Внутри всё играло, как пламя свечи в хрустальном подсвечнике играла на его.