Собираясь вместе с друзьями на прогулку, Тесса внезапно ощутила, что вовсе не скучает по Италии. Магия Петербурга постепенно втягивала её в свою орбиту. Сегодня утром, когда они бродили с Андреем вдоль каналов, останавливаясь на ажурных мостиках, перекинутых с одного «берега» улицы на другой, наблюдая за рябью воды, «перебегая взглядом» вдоль «чугунно кружевных» ограждений, Тесса ощутила, что её уже «уносит» куда-то в запредельные миры, потому что состояние её явно менялось. И менялось оно вроде бы и внезапно, и в то же время мягко и незаметно. Просто как будто было какое-то мгновенное перемещение через невидимый портал — и вот уже другой мир окружает их. При этом пространство становилось, с одной стороны — более прозрачным, а с другой — более текучим. Мир вроде бы сохранял знакомые очертания, но атмосфера становилась другой, и чёткость картинки тоже была другой — всё воспринималось очень ярким, объёмным, как картины гениальных мастеров, где было много воздуха, полутонов, оттенков, и каждая деталь несла не только эстетический, но и смысловой заряд. Какую картину рисовал внутренний художник при подъёме уровня восприятия Тесса пока не могла осознать, но ощущения были необыкновенно наполненными, ясными и волнующими. При этом волнение имело свойство не экстатическое. а очень гармоничное, светлое, в каком-то смысле «уравновешенное», хотя это было, несомненно, пронзительное и пронизывающее чувство.
Как же призыв миражей
Может быть нами услышан
И переброшен в слова?
Или же, ставши словами,
Те же опять купола
Вновь воссияют над нами?»
Собственные строчки то ли уносили, то ли возвращали в привычное пространство. Хотя вряд ли его можно было назвать «привычным». В необыкновенной прозрачности питерского воздуха в ясные погожие дни была тончайшая дымка, ощутить которую можно было тоже только в таком изменённом состоянии сознания. Потому что иногда возникало чёткое ощущение, что она может взлететь или только что парила прямо над Казанским собором, а сейчас приземлилась и бродит среди его колоннад. Приземлилась потому, что услышала какой-то призыв этого места. Только что она кружила вокруг шпиля собора, потом спикировала на верх колоннады, глядя вниз и размышляя, что ей нужно там, внизу. И мгновение спустя она смотрит вверх на блестящий на солнце шпиль и её озаряет: она для этого спускалась, чтобы увидеть, как это всё смотрится оттуда, с земли, каково ощущение, когда вся эта стройная колоннада растёт вверх, в небеса, раскидывая по обе стороны портала свои арочные полукружия, которые кажутся ажурными и воздушными, несмотря на массивность колонн. Казалось, что-то творилось тут с масштабами и восприятием, в этой части пространства. И — да! — она могла легко взлетать, она это знала и помнила про себя. И было удивительно привычно, красиво и легко парить среди этих дворцов и храмов, иногда присев на верх какой-нибудь колонны, чтобы дать отдохнуть лёгким, почти прозрачным крыльям, и одновременно созерцая вокруг такой знакомый и такой завораживающий пейзаж.
На эту особенность архитектуры Петербурга ей как-то намекнул Андрей, ещё до поездки в Амальфи. Показывая ей балкончик под самой крышей на одном из зданий в Петропавловской крепости, он облачил внимание Тессы, что на него не было ни входа, ни выхода, за ним находилась просто глухая стена. И с какой практической целью можно было делать балкон почти в поднебесье без возможности взобраться на него? Теоретически можно было — с помощью лебёдки, подъёмного крана или лестницы для строителей, которые отделывают здания снаружи. Ещё с помощью снаряжения для альпинистов. Но так можно рассуждать тем, кто не чувствует за плечами крыльев. Крылатые вестники просто взлетали вверх и приземлялись там или пикировали с неба, чтобы «прибалкониться» и понаблюдать за тем, что же творится там — внизу.
Александра и Николь заворожила эта гипотеза. Всё-таки Александр считал себя потомком римлян, в чьей культуре был взращён культ Героя. История, мифы, чувственность, стиль эпохи Возрождения — этим был пропитан воздух Италии, и в каждом городе можно было дышать особой атмосферой высокого Ренессанса. Петербург был другим — в нём история дышала тайной, так как и все его соборы, мосты, дворцы, набережные были вписаны в ту природную атмосферу, которая усиливала необычность творений человека. Но почему-то — в глубине души — Тесса казалось, что раньше с этих небес светило горячее солнце, и пальмы, олеандры, магнолии и какие-нибудь ещё цветущие южные деревья подчёркивали особенность этого пейзажа.
Между тем за разговорами, обсуждениями, ахами, восторгами, фотографированием и градом вопросов-ответов они незаметно оказались на Дворцовой набережной.