Время после свадьбы Александра и Николь в поместье Амальфи то тянулось, то текло, то мчалось. У друзей завёлся обычай поболтать после завтрака, обсуждая планы на день, и после ужина — на пляже или в саду, делясь впечатлениями дня. Тесса чувствовала, что её любовь к одиночеству растворяется в дружеской атмосфере графа и графини Амальфи. Она даже пошутила, что чувствует себя словно в пьесе Бомарше, и даже Керубино есть среди действующих лиц. Не было, пожалуй, Фигаро.
– А кого вы прочите в Керубины? — усмехнулся граф. Его русский становился всё более отточенным.
– Гарри, вашего секретаря, Александр.
Все рассмеялись.
– Только самому Гарри не говорите. Он не большой знаток ни оперы, ни литературы, и вы его поставите в затруднительное положение, – усмехнулся граф.
Эта игра очень понравилась Николь. Она подбирали роли обитателям дома, и в конце концов решила, что роль Сюзанны подходит Анджеле, а Франческа вполне могла бы сыграть Марселину.
– Вы мне весь дом распугаете, — притворно сердился Александр, что очень веселило его новоиспечённую жену.
Благодаря такой невинной забаве, Николь оживилась и стала похожа на себя прежнюю. После свадьбы она немного ушла в себя, что было ей вроде несвойственно. Тесса даже подумала, какими разными мы бываем в разные периоды происходящих с нами событий. Она исподволь наблюдала за Николь, когда они вдвоём проводили время на маленьком пляже внизу или у бассейна. Почему-то такой расслабленный досуг более всего импонировал подругам. Больше молчали, чем разговаривали, растворяясь в лучах утреннего солнца, или лениво тянули сок со льдом, который постоянно присылала для них Франческа. Что-то было в самом сердце пространства, что впитывалось вместе с солнечным светом, морем, всей атмосферой неги и расслабленности. Точно это время нужно было, чтобы улеглись и прижились новые открытия, новые впечатления и те изменения, которые уже произошли, но ещё не были осознаны или приняты внутренне. С Николь происходили примерно такие же процессы, как казалось Тессе, и ещё поэтому подругам хорошо было вместе — побыть, помолчать, поболтать ни о чём и насладиться в хорошем смысле ничегонеделанием, которое они — по глубокому внутреннему убеждению каждой — заслужили.
Тесса, пожалуй, впервые ловила себя на ощущении, что ей ни о чём не хочется думать. А если она и пыталась, то в голове её попытки отдавались каким-то звенящим колоколом. Она подолгу могла «зависать», глядя в пространство с каким-то странным чувством наблюдателя через которого проходили потоки энергии окружающего. Потом она с удивлением заметила, что Николь подглядывает за ней в этим мгновения, ни о чём не спрашивая. Они вообще старались меньше беспокоить друг друга душевными переживаниями.
– Что с нами вообще происходит, Тесса? — не выдержала Николь в одно из дивных утр, которые уже слились в череду какого-то бесконечного течения дней или недель.
— А разве что-нибудь происходит? — удивилась Тесса с несвойственной ей обычно нечуткостью, – По-моему, время как-то остановилось.
– Ну после таких бурных событий… – неопределённо сказала Тесса, ибо ничего ей на ум по-прежнему не шло. – Хотя жизнь бывает мудрее нас, и — наверное, — то, что есть, сейчас для нас лучше всего.
– Вы фаталистка, Тесса? — удивилась Николь.
– Отнюдь, — рассмеялась Тесса. – Но мне ничего не приходит в голову, и вам ничего не приходит в голову, и мы даже пальцем не желаем шевелить, чтобы как-то изменить положение вещей.
– А что менять? – удивлённо спросила Николь.
И обе дружно расхохотались, глядя друг на друга.